Активное проявление жизненной позиции, как правило, приводит к тому, что всех, кто придерживается другой точки зрения, мы записываем во враги. Почему?
Зтим летом сотни людей, позабыв о повседневных делах,радостях и привычках, бросили все и отправились волонтерами в Крымск, чтобы помочь пострадавшим от наводнения. А еще есть активисты множества организаций, у которых свои ЧС - чрезвычайные ситуации, будь то помощь больным и обездоленным детям, защита животных или охрана памятников от сноса.
А еще «Марш миллионов» и движение «белые ленточки». И, к сожалению, у всех этих людей наблюдается «афганский синдром», когда обычная жизнь на гражданке вдруг начинает казаться не нормой, а отступлением от высоких правил и идеалов.
Я ВИЖУ ОРИЕНТИР
Если взять классическое определение посттравматического стрессового расстройства, то в описании симптомов многие волонтеры опознают себя. Особенно это касается вопросов «до» и «после». Проще всего, конечно, отследить эффект по горячим следам волонтеров из Крымска. Координатор волонтерского лагеря Наталья Киселева (29) пережила все на собственном опыте. До Крымска работала светским репортером - репортажи с красных дорожек, интервью со знаменитостями, вечеринки и прогулки с друзьями. «Единственные проявления гражданской ответственности, которые я могла бы записать в свой актив, - это подготовка репортажей на социальные темы для телевидения и походы на митинги на Болотную площадь и проспект академика Сахарова в Москве», - вспоминает Наталья. И все же, когда в фейсбуке она прочитала, что Наталья Водянова везет гуманитарную помощь в Крымск, сомнений даже не возникло: надо присоединяться. «На мне были белые джинсы, розовый кардиган и футболка с Карлом Лагерфельдом, на которой была надпись Life is Joke, - рассказывает Наталья, - с собой два пакета с детской одеждой. Меня спросили, могу ли поехать волонтером. Я сказала, да. Думала, еду на три дня, а осталась на два месяца». Пожалуй, это тот случай, когда судьба не могла распорядиться иначе. После наводнения автобус Натальи Водяновой одним из первых прибыл с неофициальной помощью в Крымск. На плечи этого первого лагеря легла серьезная нагрузка, и вышло так, что качества, позволявшие ловить и провоцировать на откровенность капризных звезд, помогли Наталье Киселевой координировать и раздачу гуманитарной помощи, и работу волонтеров, которых в зоне бедствия с каждым днем становилось все больше. При этом девушка менялась.
«Моя личность будто бы отошла на второй план, - признается Наталья. - Из барышни с заливистым смехом и постоянной красной помадой на губах я превратилась в генералиссимуса, хриплым голосом отдающего команды и подавляющего все эмоции. О своих московских проблемах и оставленных проектах не вспоминала - они вдруг оказались мишурой по сравнению с тем, что я видела в Крымске. У здешних людей элементарно не было ни еды, ни питьевой воды - колодцы оказались зараженными. У них не осталось домов, многие потеряли близких. Они лишились смысла жизни, который заключается вовсе не в билетах в VIP-зону или сумке от модного дизайнера».
За два месяца, проведенные в зоне бедствия, было многое: и людское горе с сопровождающей его безысходностью, и попытки что-то поправить, и искренняя отдача от тех, кому подарили надежду. Наталья вспоминает, как, приехав по одному из адресов, застала женщину, блуждающую из угла в угол по дому, у которого снесло крышу. Она бормотала о том, что некуда даже привязать ремень, чтобы повеситься. Во время разговора с женщиной выяснилось, что она очень любит вышивать бисером. «Она постоянно повторяла, что у нее даже нитки с иголкой не осталось», - рассказывает Наталья. В следующую поездку этой пострадавшей, кроме стандартного набора необходимых вещей, привезли еще набор для вышивания бисером иконы. Этот подарок заставил женщину поверить - жизнь продолжается. «Она тут же начала разбирать бисер, обещала прислать икону мне, записала адрес, - говорит Наталья. - У нее даже цвет лица изменился, появился свет в глазах. Раньше мне казалось, таких мгновенных метаморфоз не бывает, но вдруг увидела это своими глазами. А главное, подобных историй много: кому-то мы везли книги Чехова и Диккенса, кому-то - все для вязания. И понимали: это действительно помогает». Поездка в Крымск кардинально изменила жизненные ориентиры девушки. Но когда она вернулась в Москву, на нее навалилась страшная депрессия: немедленно захотелось вернуться назад, туда, где ее помощь и правда кому-то необходима.
ТОЧКА НЕВОЗВРАТА
Старший научный сотрудник Института психологии РАН, кандидат психологических наук Ольга Маховская объясняет стремление вернуться «туда, где в тебе нуждаются», так: «Происходит эффект внезапного изменения статуса, который по сути является одним из проявлений власти. От людей так называемых помогающих профессий, к которым относятся врачи, спасатели и даже в какой-то степени психологи, зависит состояние другого человека, они на время становятся для него главным источником надежды. То же случается и с волонтерами, приезжающими в пострадавшие районы». Впрочем, чтобы испытать этот эффект, необязательно отправляться разгребать завалы или развозить гуманитарную помощь: даже если едешь в детский дом, где тебя встречают малыши с горящими надеждой глазами, можешь на время почувствовать эйфорию от того, что ты кому-то очень нужен.
Между тем, уверяют психологи, резкое повышение психологического или личностного статуса - штука опасная, способная привести к деформации личности. В результате стремление делать благое дело может кардинально изменить судьбу человека - да так, что родные точно не оценят.
Дарья Шутова (34) вспоминает: животные в ее жизни были всегда. Они жили в доме бабушки с дедушкой, у родителей, потом, когда девушка повзрослела, и у нее самой. В какой-то момент они стали занимать все ее мысли. И хотя Дарья получила три высших образования, в том числе актерское и архитекторское, она отказалась от обеих перспективных профессий, выбрав заботу о животных: организовала собственный фонд, которому посвящает большую часть времени. «Сначала было очень сложно с близкими, они не принимали мой выбор, а мне не нравилась их оценка», - говорит Дарья.
Как отмечает Ольга Маховская, подобные превращения могут происходить с людьми, которые испытывали дефицит внимания и любви. И когда появляется возможность получать ее, соскочить с этой эмоциональной иглы очень сложно. Как уверяют эксперты, главное - вовремя уловить деформацию личности, к которой привело расстройство. Наталья Киселева вспоминает свое возвращение в Москву, как кошмар: «Меня отправили домой на три дня по медицинским показаниям -в Крымске было очень сильное физическое и эмоциональное напряжение. Когда приехала в столицу, ждала кого-то в кафе и невольно улавливала обрывки разговоров окружающих.
Я сидела и внутренне обвиняла людей, которые ели суп, болтали о всяких пустяках, читали книги. Хотелось встать и закричать: «Что вы тут все делаете?! Как можно 40 минут пить чашку кофе, если за это время ты можешь сделать кучу полезных дел?» В результате три дня я безвылазно просидела дома, а на улицу или в магазин ходила только с плеером, чтобы не слышать праздные разговоры». В подобной реакции нет ничего удивительного, главное - не зацикливаться на ней.
«Когда люди сталкиваются с горем и смертью, на первое место выступает жизнь человека, - объясняет Ольга Маховская. - В этот момент кажется, что любые функции и вообще все, что у тебя есть, должно быть направлено на сохранение жизни. Обычно мы об этом не очень думаем, потому что в нормальных условиях уровень безопасности должен быть таким, чтобы мы могли заниматься чем-то другим».
Проще говоря, здорово, что волонтерская деятельность и помощь учит правильно расставлять приоритеты. Но не стоит обвинять окружающих в непонимании и бесчувственности. Просто им повезло: с такими экстремальными ситуациями они в жизни не сталкивались.
Натуральные спальни из дерева хорошо вписываются в интерьеры большинства квартир.
ЛЮБИТЕЛЬ ИЛИ ПРОФИ
Не случайно «афганский», или теперь уже «крымский», синдром называют синдромом - это означает, что ему подвержены все без исключения. А вот выходит из него каждый по-своему. И некоторые надолго зависают в подобном состоянии. Наталье повезло -сильный характер помог ей перебороть посттравматическое расстройство. «Конечно, после Крымска мой круг общения серьезно изменился, - говорит она. - Поняла, что не способна часами обсуждать новые сапоги с кем-то из подруг. И им было тяжело выносить мою мрачную физиономию, ведь раньше я чуть что - заливалась заразительным смехом. Зато мой друг, фотограф Володя Широков, оказал мне колоссальную поддержку. Конечно, к светской журналистике я вернуться не смогла, оставила лишь некоторые проекты. Пошла к психологу, который посоветовал постепенно выходить из этого состояния, возвращаться к привычной жизни. Я взялась делать документальный фильм о бурановских бабушках, и он получился очень проникновенным и глубоким. По-другому посмотреть на них помог именно пережитый опыт». При этом многие из тех, кто побывал волонтерами в Крымске, еще долго приходили в себя - кому-то даже потребовалась помощь психиатра и лечение медикаментами.
Самое важное изменение, происходящее с людьми, внезапно оказавшимися в центре важных событий, - отрицание иной возможной жизни, иных идеалов, ценностей и установок. Именно поэтому у них меняется круг общения и, зачастую, профессия. Многие уже не могут признать за бывшими друзьями и знакомыми право на обычную жизнь без подвигов и свершений. В этом отторжении есть и значительная доля неприятия себя прежнего - человека-пустышки, как это кажется с внезапно освоенных вершин духа. Человек помещает себя в кокон, пропуск в который получают лишь те, кто отвечает строгим требованиям новой веры и нового мировоззрения. Кстати, подобный синдром свойственен и всем новообращенным в веру - именно они являются, как правило, самыми активными гонителями неверующих.
Почему один человек, столкнувшись с людским горем, помогает, но теряет при этом себя, а другой переживает деформацию личности? Эксперты объясняют так: все зависит от профессионализма помогающего. И дело не просто в квалификации, а именно в психологической готовности. «По-хорошему, прежде чем отправляться в зону бедствия, волонтер должен пройти психологическую подготовку», -говорит Михаил Виноградов. После этого от него элементарно больше пользы. Когда человек понимает, что едет помогать, а не плакать рядом, по возвращении он будет реабилитироваться быстрее и даже из серьезного стресса выкарабкается. Важно, чтобы мотивы потенциального волонтера были продиктованы разумом, а не эмоциями.
Самая большая ошибка - начинать помогать другим, пытаясь избавиться от собственных проблем. Ирина Мельниченко (31) вспоминает, как ее подруга, которую бросил гражданский муж после пяти лет совместной жизни, увлеклась протестным движением. «Сколько ее знаю, Люба всегда была аполитичной, а тут - вперед, на баррикады! Забыться ей, конечно, удалось, но в своем стремлении заменить личную потерю социальной борьбой она зашла настолько далеко, что стала обвинять меня в безразличии. Причем делала это довольно агрессивно: заявила, что я превратилась в квочку, которой только сериалы интересны. Хотя у меня серьезная работа, и на митинги пару раз ходила». Подругу Ирина на время потеряла, а потом та появилась и призналась, что переживает сильную депрессию. Сосредоточившись наличных проблемах, она забыла самый главный принцип волонтерского движения - не навреди. В том числе и себе.
