В семь лет я твердо решила: когда вырасту — обязательно заведу детей. Не потому, что очень любила играть в дочки-матери. Мне хотелось посмотреть, как мои гены передадутся кому-то другому. Ведь я не была похожа ни на маму, ни на папу, ни на бабушек и дедушек. Братьев и сестер у меня тоже нет, поэтому сравнить не с кем.

Когда мне было десять, родители развелись, и мы с мамой переехали к бабушке. Примерно в это же время мама представила меня своему знакомому, которого звали Каха. Тогда я восприняла его как смешного толстого дядечку со странным именем. Он интересовался моей жизнью — часто и много расспрашивал об учебе и о том, чем я занимаюсь в свободное время. Иногда просил вслух просклонять пятизначное число или наизусть выучить непонятную мне фразу из учебника молекулярной биологии. Тогда мне казалось, что у него просто странное чувство юмора, и меня абсолютно не смущало, что он хочет со мной общаться. Мы встречались не так уж и часто, раз в пару месяцев. Он был занятым бизнесменом — председателем правления ОМЗ, одного из крупнейших в России промышленных холдингов тяжелого машиностроения.

Для хорошего ремонта всегда будут необходимы отделочные материалы оренбург приобрести которые можно будет в ближайших магазинах. Найти эти магазины можно с помощью удобной  программы 2 gis.

Каха спрашивал, какие нравятся предметы и кем я хочу стать. Когда мне исполнилось четырнадцать, он сказал: «Необходимо уехать учиться в Великобританию». Я восприняла предложение в штыки. Еще бы, в Москве друзья, первая любовь, родители. Уезжать совершенно не хотелось. Но никто особо не спрашивал, и в тот же год я отправилась в школу-интернат Clifton College.

В Москве я ходила в испанскую школу № 1252 имени Сервантеса. Чуть раньше ее окончила Маша Гайдар — мы теперь шутим, что это спецшкола для дочек реформаторов. Переехав в Англию, я не бросила испанский и даже сделала его своим основным предметом, а затем решила поступать на факультет испанской филологии в King’s College of London. Каха был недоволен моим выбором, сказал, что филолог — это не профессия, но не стал отговаривать, а дал возможность самой принять решение. Зато когда я уже поступила, начал критиковать. «Кингс-колледж» хоть и считается одним из лучших вузов мира, но Каха его терпеть не мог — поменять направление там невозможно, а испанская филология была слишком узкой темой. Поэтому каждый раз, когда упоминали мой университет, он сердился и повторял: «Верните мне мои деньги!»

Через пару недель после моего восемнадцатилетия Каха сообщил, кем он мне приходится. Так и сказал: «Я твой биологический отец». Новость меня ошеломила. Я не очень понимала, как реагировать. Жизнь >

превратилась в мексиканскии сериал: вдруг узнаешь, что отец — не твоИ отец, а настоящий отец — совсем другой человек, которого я считала просто другом семьи. Увидев нас с Кахой, любой сразу бы заметил поразительное сходство, но мне не приходило в голову сравнивать себя с толстым лысым усатым мужчиной. Каха тогда был министром экономики Грузии. Ему не раз угрожали, поэтому он считал, что чем меньше людей знает про его единственную дочь, тем лучше.

После того как я узнала правду, наши отношения сильно изменились.

Мы стали намного чаще встречаться — он брал меня в командировки, мы вместе ездили отдыхать с его друзьями, а когда были далеко друг от друга, постоянно переписывались. Наверное, он хотел наверстать упущенное время: переживал, что его не было рядом, когда я была маленькой.

Я тоже старалась узнать его получше. Выяснив, что последний раз он был в продуктовом магазине в начале двухтысячных (на дворе были уже десятые), решила приобщить его к жизни обычных людей. Когда он в очередной раз прилетел в Лондон, я предложила устроить пикник. Повела его в супермаркет, мы накупили два пакета продуктов — колбасу, паштет, сыры, мини-багеты, даже ножик, чтобы все это резать, — и пошли в сквер напротив.

К моему удивлению, тот оказался закрыт на замок. Папа рассердился, что я не подготовилась заранее, а мне и в голову не пришло, что сквер в Кенсингтоне запросто может оказаться частной территорией. Далеко идти Каха не хотел — ему было тяжело ходить пешком. И я предложила ему присесть прямо на улице — на клумбе посреди маленькой круговой развязки. Почему-то его совсем не смутила эта идея. Выглядели мы комично — министр Грузии со своей дочкой на дороге в самом престижном районе Лондона постелили пакетик, режут хлеб и колбасу, а вокруг них ездят машины.

Несмотря на достаток и возможности, в некоторых вопросах он был почти аскетом. Однажды мы с ним прилетели в Турин на какой-то очередной съезд либертарианцев. Вдруг выясняется, что у него порвались единственные брюки. В тот момент я пару месяцев подрабатывала его ассистентом — бронировала билеты и отели, делала конспекты документов, сопровождала на конференции. И вот он звонит мне в номер с требованием прийти и зашить ему брюки: «Ты же мой ассистент!» Хорошо, что я люблю рукоделие. Я спросила, возвращая зашитое: «Пап, а почему ты не купишь такие же, только новые, без дырки?» Он усмехнулся и ответил: «Штаны мне нравятся, а дырка совсем не смущает — она появилась в процессе носки, а не потому, что я хипстер и купил себе рваное».

От меня он требовал такой же скромности, поэтому на жизнь давал очень мало денег. В Лондоне, например, я сначала жила в общежитии, потом снимала квартиру с другими студентами — и не в Челси, а в суровом Хакни, на окраине Лондона. Я благодарна папе за такие ограничения. Если бы не он, я бы вряд ли открыла собственный бизнес в шестнадцать лет. Девять лет назад я создала сообщество в социальной сети

«ВКонтакте» про девяностые, открыла магазин с соответствующим «мерчандайзом», до сих пор продаю рекламу — на данный момент в группе больше шестисот семидесяти тысяч пользователей.

Единственная статья расходов, которую папа безоговорочно оплачивал, — это мое образование. Он очень обрадовался, узнав, что я собралась поступать на курс диджи- тал-маркетинга в New York University — моим дипломом филолога он был вечно недоволен.

Каха был перфекционистом — поэтому все, что я делала, подвергалось жесткой критике. Хотя его комментарии были очень колкими, он произносил их с таким юмором, что обижаться было невозможно. Постоянно напоминал, что я должна похудеть, а то у меня уже «попа чемоданом». Думаю, просто переживал, что я могу разрастись до его размера, и не нашел слов помягче выразить опасения. В последнее наше с ним лето я и правда очень похудела, увлекшись бикрам-йогой. Мог бы сказать, что я отлично выгляжу, но нет. «Молодец» — вот и все, что он сказал, увидев меня. Я съязвила: «Да, пап, теперь все будут думать, что я твоя девушка». Он так оценивающе на меня посмотрел и ухмыльнулся: «Настя, раньше все тоже думали, что ты моя девушка. Просто считали, что у меня вкус плохой». Потом, если был со мной в чем-то не согласен, все время шутил, что я «все мозги себе бикрамом расплавила». Комплиментов от него было не дождаться. Он был, наверное, одним из немногих мужчин, кому нравились короткие женские стрижки, поэтому, когда я отрезала свои длинные, до талии, волосы и сделала каре, он сказал: «Ну наконец-то, хоть на человека стала похожа».

Каха хоть и был суровым, но легко соглашался на мои сумасшедшие предложения. В его последний отпуск — это был август 2014 года — мы вдвоем путешествовали по Франции на машине. Когда в Бордо проезжали мимо огромного поля желтых подсолнухов, я предложила съехать на проселочную дорогу и сфотографировать наши с ним любимые цветы. «Пап, ну раз мы в поле, давай ты сядешь за руль — хоть машину научишься водить, а то все с водителем ездишь». Он сначала отпирался — наверное, боялся, что не получится. А потом доверился. Вождение давалось ему плохо, ведь он никогда раньше не совершал столько действий одновременно. И на педаль надо жать, и руль крутить, а еще и по сторонам смотреть. Проехав метров пятьсот, Каха остановился и сказал, что дальше должна вести я. Тут уже я решила быть строгой: «Папа, на полпути бросать нехорошо. Пусть медленно, но ты должен выехать на проезжую часть и доехать до отеля». Слава богу, это было во французской деревне, где всего две полосы, да и те разделены посередине травой. До сих пор удивляюсь, что мы никуда не врезались и не разбили машину. Когда припарковались, он был так счастлив, радовался как ребенок: «Ты видела? Я доехал! Ну, Настя! Заставила старика понервничать!» Я думала, что еще пара таких занятий, и это он будет меня везде возить на машине, но это случилось в первый и последний раз...